Уеду жить в Мордор
Название: Легко отпуская
Автор: Devil_trill (ныне Гэндальф Голубой, совратитель гномов)
Фандом: The Avengers
Бета: Анонимный доброжелатель
Категория: гет
Размер: мини
Пейринг: Клинт/Наташа
Рейтинг: G
Жанр: ангст
Саммари: Однажды наступает день, когда все страхи восстают против тебя и кажется, что любое действие может оказаться фатальным. Что же сделаешь ты, если будет дан выбор?
Примечание: в некоторой степени АУ
Дисклеймер: все украдено до нас
Статус: закончен
Задание: — Может, потому что ты мудак?
— Да, хорошая версия, я как-то не подумал, мно-огое объясняет…
Размещение: сделано для феста "25й кадр" на Thor_community
читать дальшеВсё. Всё в огне. Со всех сторон бушующее, ревущее пламя, куда ни посмотри. Не видно выхода, даже ничтожного просвета. Запах гари удушает, глаза слезятся, и начинает бить кашель. Ты слышишь какой-то звук, отличный от этого монотонного потрескивания и гудения, и оборачиваешься. Сначала не видишь ничего – дым застилает глаза, но вот проступают очертания, чётче и чётче. Впереди девочка, лет семи на вид, с кудрявыми тёмными волосами смотрит на тебя из глубин этого пламени. Взгляд горит ярче, чем алые языки огня. Она глядит осуждающе, обиженно. А потом зовёт по имени тихим, но твёрдым голосом.
Наташа просыпается. Всё тот же потолок, что и вчера, всё та же комната и та же тишина, часы не тикают, потому что рядом на тумбочке стоит их электронный двойник – единственный источник света в этой темноте. И лишь сердце в груди бухает так гулко, что звук отдаёт в уши и кажется оглушающим. Вылезти из-под одеяла, подойти к окну и открыть створку, впуская в комнату жуткий холод. Жар, охвативший всё тело, будто бы она и правда горела в том доме, притупляется, а потом и вовсе сходит на нет. Проходит несколько минут – трудно сказать точнее, когда словно в небытие стоишь перед распахнутым окном, а потом вдруг обнаруживаешь, что упорно смотришь в чёрное ночное небо, на котором, как всегда, не видно звёзд, а твоему телу уже довольно зябко. По рукам пробегают столь знакомые, но от этого не менее противные мурашки, и Наташа тут же закрывает окно.
На часах четыре минуты пятого – вставать в шесть, так что можно поспать, но как-то совсем не хочется. Остаётся лишь пойти на кухню и сделать себе чашечку обжигающего кофе, скоротав оставшееся время за какой-нибудь чепухой – лишь бы не давать себе времени думать, погружаясь всё глубже и глубже в себя.
Слишком уж знакомая картина.
На улице белым-бело – начало января же. Холодно, настоящий мороз, кончика носа уже давно не чувствуешь. Снег приятно хрустит под ногами, они идут медленно, оставляя за собой вереницу следов на чистом, практически никем не тронутом полотне. Таня слегка отстаёт и почти падает в очередной раз, рассматривая содержимое небольшого мешочка: пару лент, красивые заколки и небольшое ожерелье, о котором она давно мечтала.
Наташа берёт её за руку, сердито бурча о том, что дома насмотреться успеет. Но всё равно рада. Она отдала за эту красоту практически последние деньги, осталась лишь кое-какая мелочь, но в ближайшие дни должны были выдать зарплату, а девочку так хотелось побаловать, что Наташа не устояла.
- У меня самая лучшая сестра в мире! – Таня улыбается, трепетно сжимая в руках «дары», на Наташу смотрит её сероглазый ангел.
Девушка тепло вспоминает то недавнее счастливое выражение лица сестры. Ну и пусть – даже денег не жалко! И чуть крепче сжимает маленькую ручку.
А снег всё падает и падает, укрывая тёплым пуховым одеялом матушку Москву.
- И почему меня женщины не любят? - расстроено вопрошает Бартон окружающее пространство. Мария Хилл только что ушла, на прощание в очередной раз сердито зыркнув на Сокола, в ответ на его вполне себе безобидную шуточку… ну, или практически безобидную.
- Может, потому что ты мудак? – Романова как всегда не оставляет такой чудесный вопрос без не менее чудесного ответа. Рядом хмыкает Старк - вот уж кто натуральный мудак, знает это и гордится.
- Да, хорошая версия, я как-то не подумал, мно-огое объясняет… - в ответ на шпильку Клинт привычно ёрничает, но вот взгляд, который он бросает на Наташу, перед тем как отбыть восвояси, и его общая задумчивость в последнее время, начинают всерьёз беспокоить Наташу.
- Не куксись! Твой принц на белом коне верен до гроба и ваша любовь взаимна, как бы ты не отбрыкивалась! Скоро он окончательно созреет, разобьёт твою колючую броню вдребезги, и вы будете жить долго и счастливо. Ну, или пока вас кто-нибудь таки не пристрелит, но это уж вряд ли.
- Прекрати нести бред! У нас сугубо деловые отношения.
- Рассказывай кому другому. И сказочкой на тему «даже если секс – это не любовь» ты меня тоже не проймёшь. Вы давно вляпались в это дерьмо, называемое любовью, дети мои! И когда-нибудь должен был настать момент «выяснения отношений». Похоже, Бартон просто понял это первым. И практически решился. «Сокол птица умная» - слышала когда-нибудь об этом? — миллионер как всегда вдохновлён и уверенно втирает «истину», как святой отец на проповеди.
- Старк, если ты сейчас не заткнёшься, то у кого-то будут особо тяжкие!
- О! Да ты жестока! Ну, зачем же так с Клинтом? - вопреки угрозам, Тони снова не сдерживается.
- Старк! - Особо красноречивый взгляд, порой, бывает внушительнее любых слов и жестов.
- Всё-всё! Понял. Проникся. Исчез, - Тони хмыкает и вправду уходит. Действие правильное, ибо Старк затыкается только в двух случаях: когда он спит и когда его нет рядом. Теоретически, он затыкается ещё в нескольких, но Наташа всё же не настолько жестока... Да и они, эти варианты, выходят за грань прав человека, а Старк очень мстителен...
Итак, величайшее трепло мира удалилось, но навязчивые мысли остались. И не потому, что Тони вдруг посеял сомнение или сказал что-то чрезвычайно «новое». Всё это было обдуманно сто раз и старо как мир - вот именно это и пугает. Пришло ли время?
У Наташи давно было две проблемы: её кошмары и Сокол. И что удивительно, всё оказывалось взаимосвязано – когда рядом Клинт, Таня отступает, спится спокойно и тихо. Небольшой островок покоя и счастья. Только Наташа всегда условием к этому «рядом», выставляла кучу преград, возводила стены и чётко определяла, что их отношения не носят никакого романтического характера. Но всегда знала, что, в конце концов, настанет день и им придётся «серьёзно поговорить». И если её поставят перед выбором – уйти или отпустить– она поступит в зависимости от ситуации. Она не вправе впускать кого-то в своё сердце, не в шутку, не близко, а глубоко, по-настоящему. Просто не вправе.
Наташе думается, что время действительно пришло. Она тонет. Тонет в самой себе. Уже давно. Но, в последнее время, отчетливей кажется, что ушла слишком глубоко, слишком далеко и уже никогда не выберется наружу. Тут, в этой адовой темноте, вспыхнет пожар и она сгорит дотла, до последней секунды чувствуя боль…
Глоток более свежего воздуха и Наташа неистово кашляет, всё ещё не веря, что они смогли выбраться целыми из пылающего дома. Кошмарный, просто ужасный день: её уволили с работы, прознав, что ещё нет восемнадцати, зарплату так и не выдали, мол, скажи спасибо, что милицию не вызвали. И позже она расстроенная, погружённая в тяжёлые думы о том, что где искать новую работу, чтобы хоть как-то прокормиться с сестрой в эту морозную зиму, была слишком рассеяна – и вот, пожар, ко всему прочему! Но хотя бы выбрались, хотя бы живы!
- Что ты наделала?! Это ты виновата, Наташа! – ангел смотрит обиженно, с осуждением. На щеке копоть, глаза блестят, как никогда красива и зла, – Там снимки! Их фотографии, наши, где мы все вместе! Они сгорят! Ты понимаешь?! – Таня делает то, что не делала очень давно, а именно, кричит. Кричит громко, с болью, так, что просто ошеломляет, это её «виновата» замораживает все внутренности, и даже пляшущему позади пламени его не растопить в одно мгновение. Рука девочки как-то сама собой выскальзывает, Наташа легко отпускает сестру, даже не успев понять, что та собирается делать. А Таня разворачивается и бежит обратно, в горящий дом. Вот так неожиданно, что никто даже не успевает среагировать.
- Тань?! Тань, вернись! – отчаянно кричит Наташа, но не двигается с места – ноги словно приросли к земле. Почти уже взрослой, решительной девушке не хватает сил, чтобы пойти в огонь за сестрой.
Грохот, тяжеловесный и утробный, будто из глубины – обрушилась крыша. Дом окончательно стал похож на пылающий Ад.
Сегодняшний день был однозначной рутиной. Найти нужную информацию, кое-что уточнить и домой. Такое бывает редко, но трудно сказать, что же ей нравилось больше – подобная рутина, спокойная и обычная, словно у обычных людей, или же свои «спец задания». Впрочем, лучше и не пытаться честно ответить на этот вопрос.
Итак, рутина, конец рабочего дня, осталось лишь это самое «уточнить».
Пока Джеймс нервно перелистывает страницы ежедневника, пытаясь найти нужную запись, оттуда выпадает фотография – пять улыбающихся лиц, из которых двое взрослых и три ребёнка.
- Ты уронил, - Наташа подает снимок, - Какие все миленькие, особенно вот тот, самый маленький со светлыми волосами. Твои дети?
- Ох, спасибо. Да! Они и правду чудесны! Знаешь...
Забавно смотреть на людей, прячущих в кошельки, записные книжки – фотографии любимых. Они радостно улыбаются, когда спрашиваешь у них, кто изображён на снимке и с удовольствием рассказывают, глаза их в тот момент светятся нежность. Они счастливы и думают, что это продлиться если не вечно, то достаточно долго. Даже не представляют, как, просто ответив на очередной входящий, можно узнать о том, что ты остался в одиночестве на этом снимке, наполненном улыбающимися лицами. Или проще, гораздо проще, когда те, кого ты считал ближе всего, легко и, абсолютно не задумываясь, предают тебя, оказываясь гораздо дальше, чем по ту сторону жизни. Всё-таки такие нежные привязанности и эти мелочи – такая глупость.
Иногда, бывает по-другому – те же фотографии, но уже не изображение ныне живущих членов семьи, а почивших, до боли любимых близких. Тех, что умерли «просто», чьи жизни унесли несчастные случаи, убийцы, пьяницы из подворотни или даже война. Тысячи историй, тысячи осколков счастья. Это тоже можно назвать глупым, а значит, забавным – зачем собственноручно раздирать так и не зажившую рану, каждый раз, мимолётно чиркнув взглядом по снимку?
Наташе же прятать было нечего, даже если бы она когда-нибудь захотела – все фотографии, напоминающие о том, что у неё тоже была семья, сгорели в тот день, вместе с домом, вместе с сестрой и её прежней, практически счастливой жизнью.
А Джеймс всё говорит и говорит – вот уж кто действительно болтлив – достойная конкуренция Клинту; Наташа делает вид, что внимательно слушает, продолжая неотрывно всматриваться в незнакомые лица на снимке.
Забавно, да. И безумно больно.
Этот шум будто отпускает какой-то рычаг и Наташа всё же дёргается, резко, вырываясь из оцепенения, но кто-то тут же хватает её поперёк талии:
- Стой, дура!
- Но сестра! Там Таня! Пустите!
- Мы уже ничем не сможем ей помочь! Крыша обрушилась, её наверняка завалило! А если и нет, сейчас туда входить просто самоубийство. Слышишь? Хватит брыкаться, идиотка!
Чужие сильные руки, словно клешни – больно, не вырваться. Бесполезные попытки и подсознательно-повторяемое: «Это ты виновата!». Запах гари, жар пламени и крик, тот её крик, её голос, вечно тепло зовущий по имени, но в этот раз обиженный и обвиняющий отпечатаются в памяти навсегда.
Ты виновата…
- Слушай, Нат, зачем мы всё усложняем? – начинает внезапно Бартон. Пришёл по делу, остался немного выпить – всё как обычно, но вдруг это.
- В смысле? – в руках вертит папку с документами, ведь совсем не хочется поднимать глаза на Клинта, чтобы прочитать в ответном взгляде подтверждение тому, что начало не желаемого разговора положено, а так, вертя в руках что-то и создавая видимость занятости, можно оттянуть всё на пару…секунд.
- Ну, наши отношения… - задумчиво произносит Клин.
- Отношения? – удивлённо вскидывает бровь Наташа, всем своим видом показывая, что подобное слово в данном случае совсем не уместно. А самой уже страшно, просто страшно, как это было с утра.
- Нат!
- Ладно, не буду. Ну, так что с нашими «отношениями»? Ты хочешь завершить их, если мы говорим об одном и том же? – тон спокойный, даже чуть-чуть насмешливый. В конце концов, она всегда делала вид, что ей всё равно. Просто это удобно – друг-партнёр, к которому не испытываешь любви, пожалуй, это всем, знавшим об их отношениях, известно.
Безразлично, да. И, в то же время, чувствует, близко-близко, будто за спиной стоит Таня. Ещё пара секунд и она окликнет её, позовёт как раньше, тихо по имени, а Наташа просто не сможет не обернуться. И тогда та, взяв её за руку, потянет за собой в этот чёртов котёл, а вместо госпожи Романовой останется другая – всего лишь бездушная оболочка. А они будут гореть. Снова и снова. Наташа будет кричать, плакать навзрыд, глотая слёзы и давясь угарным газом. Но никто не услышит. А та, вторая Наташа, будет жить дальше, выполняя приказы, выпивая чашку кофе по утрам и иногда засыпая с абсолютно незнакомыми мужчинами. Ну а Клинт будет рядом, как и всегда. Шутить, улыбаться, подбадривать. Или хмуриться, спорить и раздражаться. Близко, соприкасаясь руками, передавая необходимые вещи или просто в драке, но безумно далеко, чтобы действительно дотянуться.
- О чём ты? Я хочу…
- Клинт, ну-ка дыхни! Ты перепил? Ну и зачем мне это? Сам посуди…
Вот именно так, легко отпуская, как и тогда. Она уже однажды подписала себе приговор чернилами, что связывают крепче, чем кровь. Иначе уже просто не может быть.
- Дура ты, Наташ! – вздыхает Бартон, встаёт и идёт к двери. Секунды тянутся медленно, сердце с трудом пропускает удары, а за спиной открывает рот смерть, чтобы все-таки позвать ее по имени. Но Наташа опережает, едва ли не срываясь на крик:
- Подожди! Стой, Клинт! – и он останавливается, медленно оборачивается и смотрит прямо в глаза. Долго, пронзительно так, будто ища ответы на все когда-либо заданные вопросы. Он знает её наизусть, читает, словно нет эти высоких бесконечных стен, что она возвела, и это, как всегда, пугает. Он видит всё. Чёртов Сокол!
- Что ж ты за ублюдок-то такой, Бартон! – зло, сквозь зубы, отчаянно, всё-таки ей нужен этот покой, ей нужен он.
А дальше… Объятия на грани боли, поцелуи до нехватки воздуха, до потери сознания. И тысячу раз повторяющееся сломленное: «Не отпускай». Если отпустит – упадёшь, сгоришь, пропадёшь. Но Клин держит, всегда держал.
Потом будет рассвет, две чашки кофе и прежняя, сильная Наташа. А главное – Таня больше никогда не сделает так сильно больно, оставаясь в памяти лишь грустным и нежным воспоминанием, очередной жестокой ошибкой, но не более. Она выбрала отпустить прошлое, принять настоящее и впустить наконец-то снова кого-то в своё сердце.
Миллионы улыбок и ссор – вот что может их ждать. И.. да что угодно! К чёрту, снова к чёрту лишнее сейчас! Главное, что пожар по имени «Таня» больше никогда не придёт в её сны. И ночь будет длиться до звонка будильника, а утро станет ослепительно-ярким, бодрящим и чуточку ленивым.
Автор: Devil_trill (ныне Гэндальф Голубой, совратитель гномов)
Фандом: The Avengers
Бета: Анонимный доброжелатель
Категория: гет
Размер: мини
Пейринг: Клинт/Наташа
Рейтинг: G
Жанр: ангст
Саммари: Однажды наступает день, когда все страхи восстают против тебя и кажется, что любое действие может оказаться фатальным. Что же сделаешь ты, если будет дан выбор?
Примечание: в некоторой степени АУ
Дисклеймер: все украдено до нас
Статус: закончен
Задание: — Может, потому что ты мудак?
— Да, хорошая версия, я как-то не подумал, мно-огое объясняет…
Размещение: сделано для феста "25й кадр" на Thor_community
читать дальшеВсё. Всё в огне. Со всех сторон бушующее, ревущее пламя, куда ни посмотри. Не видно выхода, даже ничтожного просвета. Запах гари удушает, глаза слезятся, и начинает бить кашель. Ты слышишь какой-то звук, отличный от этого монотонного потрескивания и гудения, и оборачиваешься. Сначала не видишь ничего – дым застилает глаза, но вот проступают очертания, чётче и чётче. Впереди девочка, лет семи на вид, с кудрявыми тёмными волосами смотрит на тебя из глубин этого пламени. Взгляд горит ярче, чем алые языки огня. Она глядит осуждающе, обиженно. А потом зовёт по имени тихим, но твёрдым голосом.
Наташа просыпается. Всё тот же потолок, что и вчера, всё та же комната и та же тишина, часы не тикают, потому что рядом на тумбочке стоит их электронный двойник – единственный источник света в этой темноте. И лишь сердце в груди бухает так гулко, что звук отдаёт в уши и кажется оглушающим. Вылезти из-под одеяла, подойти к окну и открыть створку, впуская в комнату жуткий холод. Жар, охвативший всё тело, будто бы она и правда горела в том доме, притупляется, а потом и вовсе сходит на нет. Проходит несколько минут – трудно сказать точнее, когда словно в небытие стоишь перед распахнутым окном, а потом вдруг обнаруживаешь, что упорно смотришь в чёрное ночное небо, на котором, как всегда, не видно звёзд, а твоему телу уже довольно зябко. По рукам пробегают столь знакомые, но от этого не менее противные мурашки, и Наташа тут же закрывает окно.
На часах четыре минуты пятого – вставать в шесть, так что можно поспать, но как-то совсем не хочется. Остаётся лишь пойти на кухню и сделать себе чашечку обжигающего кофе, скоротав оставшееся время за какой-нибудь чепухой – лишь бы не давать себе времени думать, погружаясь всё глубже и глубже в себя.
Слишком уж знакомая картина.
На улице белым-бело – начало января же. Холодно, настоящий мороз, кончика носа уже давно не чувствуешь. Снег приятно хрустит под ногами, они идут медленно, оставляя за собой вереницу следов на чистом, практически никем не тронутом полотне. Таня слегка отстаёт и почти падает в очередной раз, рассматривая содержимое небольшого мешочка: пару лент, красивые заколки и небольшое ожерелье, о котором она давно мечтала.
Наташа берёт её за руку, сердито бурча о том, что дома насмотреться успеет. Но всё равно рада. Она отдала за эту красоту практически последние деньги, осталась лишь кое-какая мелочь, но в ближайшие дни должны были выдать зарплату, а девочку так хотелось побаловать, что Наташа не устояла.
- У меня самая лучшая сестра в мире! – Таня улыбается, трепетно сжимая в руках «дары», на Наташу смотрит её сероглазый ангел.
Девушка тепло вспоминает то недавнее счастливое выражение лица сестры. Ну и пусть – даже денег не жалко! И чуть крепче сжимает маленькую ручку.
А снег всё падает и падает, укрывая тёплым пуховым одеялом матушку Москву.
- И почему меня женщины не любят? - расстроено вопрошает Бартон окружающее пространство. Мария Хилл только что ушла, на прощание в очередной раз сердито зыркнув на Сокола, в ответ на его вполне себе безобидную шуточку… ну, или практически безобидную.
- Может, потому что ты мудак? – Романова как всегда не оставляет такой чудесный вопрос без не менее чудесного ответа. Рядом хмыкает Старк - вот уж кто натуральный мудак, знает это и гордится.
- Да, хорошая версия, я как-то не подумал, мно-огое объясняет… - в ответ на шпильку Клинт привычно ёрничает, но вот взгляд, который он бросает на Наташу, перед тем как отбыть восвояси, и его общая задумчивость в последнее время, начинают всерьёз беспокоить Наташу.
- Не куксись! Твой принц на белом коне верен до гроба и ваша любовь взаимна, как бы ты не отбрыкивалась! Скоро он окончательно созреет, разобьёт твою колючую броню вдребезги, и вы будете жить долго и счастливо. Ну, или пока вас кто-нибудь таки не пристрелит, но это уж вряд ли.
- Прекрати нести бред! У нас сугубо деловые отношения.
- Рассказывай кому другому. И сказочкой на тему «даже если секс – это не любовь» ты меня тоже не проймёшь. Вы давно вляпались в это дерьмо, называемое любовью, дети мои! И когда-нибудь должен был настать момент «выяснения отношений». Похоже, Бартон просто понял это первым. И практически решился. «Сокол птица умная» - слышала когда-нибудь об этом? — миллионер как всегда вдохновлён и уверенно втирает «истину», как святой отец на проповеди.
- Старк, если ты сейчас не заткнёшься, то у кого-то будут особо тяжкие!
- О! Да ты жестока! Ну, зачем же так с Клинтом? - вопреки угрозам, Тони снова не сдерживается.
- Старк! - Особо красноречивый взгляд, порой, бывает внушительнее любых слов и жестов.
- Всё-всё! Понял. Проникся. Исчез, - Тони хмыкает и вправду уходит. Действие правильное, ибо Старк затыкается только в двух случаях: когда он спит и когда его нет рядом. Теоретически, он затыкается ещё в нескольких, но Наташа всё же не настолько жестока... Да и они, эти варианты, выходят за грань прав человека, а Старк очень мстителен...
Итак, величайшее трепло мира удалилось, но навязчивые мысли остались. И не потому, что Тони вдруг посеял сомнение или сказал что-то чрезвычайно «новое». Всё это было обдуманно сто раз и старо как мир - вот именно это и пугает. Пришло ли время?
У Наташи давно было две проблемы: её кошмары и Сокол. И что удивительно, всё оказывалось взаимосвязано – когда рядом Клинт, Таня отступает, спится спокойно и тихо. Небольшой островок покоя и счастья. Только Наташа всегда условием к этому «рядом», выставляла кучу преград, возводила стены и чётко определяла, что их отношения не носят никакого романтического характера. Но всегда знала, что, в конце концов, настанет день и им придётся «серьёзно поговорить». И если её поставят перед выбором – уйти или отпустить– она поступит в зависимости от ситуации. Она не вправе впускать кого-то в своё сердце, не в шутку, не близко, а глубоко, по-настоящему. Просто не вправе.
Наташе думается, что время действительно пришло. Она тонет. Тонет в самой себе. Уже давно. Но, в последнее время, отчетливей кажется, что ушла слишком глубоко, слишком далеко и уже никогда не выберется наружу. Тут, в этой адовой темноте, вспыхнет пожар и она сгорит дотла, до последней секунды чувствуя боль…
Глоток более свежего воздуха и Наташа неистово кашляет, всё ещё не веря, что они смогли выбраться целыми из пылающего дома. Кошмарный, просто ужасный день: её уволили с работы, прознав, что ещё нет восемнадцати, зарплату так и не выдали, мол, скажи спасибо, что милицию не вызвали. И позже она расстроенная, погружённая в тяжёлые думы о том, что где искать новую работу, чтобы хоть как-то прокормиться с сестрой в эту морозную зиму, была слишком рассеяна – и вот, пожар, ко всему прочему! Но хотя бы выбрались, хотя бы живы!
- Что ты наделала?! Это ты виновата, Наташа! – ангел смотрит обиженно, с осуждением. На щеке копоть, глаза блестят, как никогда красива и зла, – Там снимки! Их фотографии, наши, где мы все вместе! Они сгорят! Ты понимаешь?! – Таня делает то, что не делала очень давно, а именно, кричит. Кричит громко, с болью, так, что просто ошеломляет, это её «виновата» замораживает все внутренности, и даже пляшущему позади пламени его не растопить в одно мгновение. Рука девочки как-то сама собой выскальзывает, Наташа легко отпускает сестру, даже не успев понять, что та собирается делать. А Таня разворачивается и бежит обратно, в горящий дом. Вот так неожиданно, что никто даже не успевает среагировать.
- Тань?! Тань, вернись! – отчаянно кричит Наташа, но не двигается с места – ноги словно приросли к земле. Почти уже взрослой, решительной девушке не хватает сил, чтобы пойти в огонь за сестрой.
Грохот, тяжеловесный и утробный, будто из глубины – обрушилась крыша. Дом окончательно стал похож на пылающий Ад.
Сегодняшний день был однозначной рутиной. Найти нужную информацию, кое-что уточнить и домой. Такое бывает редко, но трудно сказать, что же ей нравилось больше – подобная рутина, спокойная и обычная, словно у обычных людей, или же свои «спец задания». Впрочем, лучше и не пытаться честно ответить на этот вопрос.
Итак, рутина, конец рабочего дня, осталось лишь это самое «уточнить».
Пока Джеймс нервно перелистывает страницы ежедневника, пытаясь найти нужную запись, оттуда выпадает фотография – пять улыбающихся лиц, из которых двое взрослых и три ребёнка.
- Ты уронил, - Наташа подает снимок, - Какие все миленькие, особенно вот тот, самый маленький со светлыми волосами. Твои дети?
- Ох, спасибо. Да! Они и правду чудесны! Знаешь...
Забавно смотреть на людей, прячущих в кошельки, записные книжки – фотографии любимых. Они радостно улыбаются, когда спрашиваешь у них, кто изображён на снимке и с удовольствием рассказывают, глаза их в тот момент светятся нежность. Они счастливы и думают, что это продлиться если не вечно, то достаточно долго. Даже не представляют, как, просто ответив на очередной входящий, можно узнать о том, что ты остался в одиночестве на этом снимке, наполненном улыбающимися лицами. Или проще, гораздо проще, когда те, кого ты считал ближе всего, легко и, абсолютно не задумываясь, предают тебя, оказываясь гораздо дальше, чем по ту сторону жизни. Всё-таки такие нежные привязанности и эти мелочи – такая глупость.
Иногда, бывает по-другому – те же фотографии, но уже не изображение ныне живущих членов семьи, а почивших, до боли любимых близких. Тех, что умерли «просто», чьи жизни унесли несчастные случаи, убийцы, пьяницы из подворотни или даже война. Тысячи историй, тысячи осколков счастья. Это тоже можно назвать глупым, а значит, забавным – зачем собственноручно раздирать так и не зажившую рану, каждый раз, мимолётно чиркнув взглядом по снимку?
Наташе же прятать было нечего, даже если бы она когда-нибудь захотела – все фотографии, напоминающие о том, что у неё тоже была семья, сгорели в тот день, вместе с домом, вместе с сестрой и её прежней, практически счастливой жизнью.
А Джеймс всё говорит и говорит – вот уж кто действительно болтлив – достойная конкуренция Клинту; Наташа делает вид, что внимательно слушает, продолжая неотрывно всматриваться в незнакомые лица на снимке.
Забавно, да. И безумно больно.
Этот шум будто отпускает какой-то рычаг и Наташа всё же дёргается, резко, вырываясь из оцепенения, но кто-то тут же хватает её поперёк талии:
- Стой, дура!
- Но сестра! Там Таня! Пустите!
- Мы уже ничем не сможем ей помочь! Крыша обрушилась, её наверняка завалило! А если и нет, сейчас туда входить просто самоубийство. Слышишь? Хватит брыкаться, идиотка!
Чужие сильные руки, словно клешни – больно, не вырваться. Бесполезные попытки и подсознательно-повторяемое: «Это ты виновата!». Запах гари, жар пламени и крик, тот её крик, её голос, вечно тепло зовущий по имени, но в этот раз обиженный и обвиняющий отпечатаются в памяти навсегда.
Ты виновата…
- Слушай, Нат, зачем мы всё усложняем? – начинает внезапно Бартон. Пришёл по делу, остался немного выпить – всё как обычно, но вдруг это.
- В смысле? – в руках вертит папку с документами, ведь совсем не хочется поднимать глаза на Клинта, чтобы прочитать в ответном взгляде подтверждение тому, что начало не желаемого разговора положено, а так, вертя в руках что-то и создавая видимость занятости, можно оттянуть всё на пару…секунд.
- Ну, наши отношения… - задумчиво произносит Клин.
- Отношения? – удивлённо вскидывает бровь Наташа, всем своим видом показывая, что подобное слово в данном случае совсем не уместно. А самой уже страшно, просто страшно, как это было с утра.
- Нат!
- Ладно, не буду. Ну, так что с нашими «отношениями»? Ты хочешь завершить их, если мы говорим об одном и том же? – тон спокойный, даже чуть-чуть насмешливый. В конце концов, она всегда делала вид, что ей всё равно. Просто это удобно – друг-партнёр, к которому не испытываешь любви, пожалуй, это всем, знавшим об их отношениях, известно.
Безразлично, да. И, в то же время, чувствует, близко-близко, будто за спиной стоит Таня. Ещё пара секунд и она окликнет её, позовёт как раньше, тихо по имени, а Наташа просто не сможет не обернуться. И тогда та, взяв её за руку, потянет за собой в этот чёртов котёл, а вместо госпожи Романовой останется другая – всего лишь бездушная оболочка. А они будут гореть. Снова и снова. Наташа будет кричать, плакать навзрыд, глотая слёзы и давясь угарным газом. Но никто не услышит. А та, вторая Наташа, будет жить дальше, выполняя приказы, выпивая чашку кофе по утрам и иногда засыпая с абсолютно незнакомыми мужчинами. Ну а Клинт будет рядом, как и всегда. Шутить, улыбаться, подбадривать. Или хмуриться, спорить и раздражаться. Близко, соприкасаясь руками, передавая необходимые вещи или просто в драке, но безумно далеко, чтобы действительно дотянуться.
- О чём ты? Я хочу…
- Клинт, ну-ка дыхни! Ты перепил? Ну и зачем мне это? Сам посуди…
Вот именно так, легко отпуская, как и тогда. Она уже однажды подписала себе приговор чернилами, что связывают крепче, чем кровь. Иначе уже просто не может быть.
- Дура ты, Наташ! – вздыхает Бартон, встаёт и идёт к двери. Секунды тянутся медленно, сердце с трудом пропускает удары, а за спиной открывает рот смерть, чтобы все-таки позвать ее по имени. Но Наташа опережает, едва ли не срываясь на крик:
- Подожди! Стой, Клинт! – и он останавливается, медленно оборачивается и смотрит прямо в глаза. Долго, пронзительно так, будто ища ответы на все когда-либо заданные вопросы. Он знает её наизусть, читает, словно нет эти высоких бесконечных стен, что она возвела, и это, как всегда, пугает. Он видит всё. Чёртов Сокол!
- Что ж ты за ублюдок-то такой, Бартон! – зло, сквозь зубы, отчаянно, всё-таки ей нужен этот покой, ей нужен он.
А дальше… Объятия на грани боли, поцелуи до нехватки воздуха, до потери сознания. И тысячу раз повторяющееся сломленное: «Не отпускай». Если отпустит – упадёшь, сгоришь, пропадёшь. Но Клин держит, всегда держал.
Потом будет рассвет, две чашки кофе и прежняя, сильная Наташа. А главное – Таня больше никогда не сделает так сильно больно, оставаясь в памяти лишь грустным и нежным воспоминанием, очередной жестокой ошибкой, но не более. Она выбрала отпустить прошлое, принять настоящее и впустить наконец-то снова кого-то в своё сердце.
Миллионы улыбок и ссор – вот что может их ждать. И.. да что угодно! К чёрту, снова к чёрту лишнее сейчас! Главное, что пожар по имени «Таня» больше никогда не придёт в её сны. И ночь будет длиться до звонка будильника, а утро станет ослепительно-ярким, бодрящим и чуточку ленивым.
@темы: texts, fandom: The Avengers